– Но кто собирается отобрать бизнес? Это же гигантский бизнес, это «Бони»!

– Она думает, что все крутится именно вокруг бизнеса, недвижимости, капитала…

– Вообще-то, это было первое, о чем я подумала, – покачала головой Надя. – А где дети?

Седов объяснил. Потом рассказал и про нападение на подруг Жени.

– Слушай, какая трудная у тебя работа… Знаешь, тут без коньяка не разобраться…

Послышался звук отпираемых дверей, звон ключей, вернулась Саша. Увидев Седова, обрадовалась, засияла.

– Надя, я два супермаркета обошла, чтобы найти для твоего сложного салата свежую клубнику…

– Салат отменяется! – скомандовала Надя, – Сегодня у нас другое меню!

– Какое еще меню? Ты извини, но я больше никуда не пойду…

– Валера не должен отправляться в Варну с пустыми руками… Вот до утра будем думать, кто и зачем стрелял в детской…

Седов покрутил у виска. Да, вот только этого еще не хватало, чтобы превращать его работу в женскую игру-головоломку под коньяк.

Он посмотрел на сестер, на их веселые лица, на горящие глаза, оценил их готовность помочь ему по-своему, по-женски, хотел было уже даже обидеться на то, что они как-то совсем уж несерьезно отнеслись к его работе, и вот тут вдруг поймал ту самую, ослепительную догадку, что долгое время блуждала в памяти легкими ускользающими штрихами…

– Девочки, я вас люблю! Вы здорово мне помогли! – воскликнул он, расцеловал обеих и выбежал из квартиры.

– Мы дуры? – спросила Надя сестру, – Думаешь, я обидела его?

– Нет, думаю, ты ему чем-то помогла…

– Думаешь, все дело в клубнике? Или коньяке?

– Мне по штату не положено мыть здесь полы, все-таки я – хозяйка! – ныла Женя, рьяно орудуя шваброй, сдувая со взмокшего лба непослушную прядь волос.

– А я так и вообще инвалид! – ворчала Мика, протирая уже третий раз створку белого старого шкафа, в котором подруги обнаружили целый склад постельного белья.

– Вот отмоем одну комнату, постелим постель, и все – будем уже отдыхать!

– Я тебе с самого начала хотела предложить нанять чистачку…

– Надо же, какое интересное слово для уборщицы – чистачка! Отлично! Мика, ты же знаешь, ну не хотелось мне сегодня видеть здесь кого-то постороннего. Хочется как-то понять, осознать, что этот отель – мой! А для этого нужна тишина. Хочу услышать, как этот отель дышит. Ведь он живой, просто уснул на некоторое время. И шкаф этот уснул, и кровати… даже белье!

– Белье это надо выстирать и хорошенько просушить на солнце, от него пахнет плесенью.

– Ну и что, что плесень? Зато – моя!

– Ты сумасшедшая! – рассмеялась Мика, в душе радуясь за подругу. Наконец-то хотя бы что-то окончательно прояснилось.

Все разговоры о том, что сестра Залетаева могла быть причастна к преступлению в Москве, Женя категорически отмела.

– Глупости! Я не верю в это! В ней течет кровь моего мужа, а это значит, что она априори не может быть убийцей. К тому же он еще при жизни сделал для нее многое.

Мика решила больше не поднимать эту больную для Жени тему.

Позвонил Милен, Мика, глядя виноватым взглядом на подругу, тихо сказала в трубку:

– Хорошо. Через час буду.

– Иди уже к своему Милену! – ласково отмахнулась от Мики Женя, – А я тут совсем одна останусь. Поброжу по отелю, подумаю, помечтаю… Думаешь, и мне тоже следует заказать для отеля такие же красивые итальянские вазы?

Мика улыбнулась. Она не сердится, нет, она действительно отпускает ее к Милену и, быть может, даже рада, что останется в отеле одна.

Мика упорхнула, и Женя какое-то время стояла у окна, глядя ей вслед. Как же ей повезло найти здесь, в чужом для нее городе, такую чудесную Мику! Родная душа!

Она постелила постель, приняла душ и растянулась на широкой кровати. Уставилась в потолок. Еще недавно они смели целый килограмм паутины, вместе с проворными, не желающими покидать свои владения пауками!

Она закрыла глаза, и ей тотчас показалось, что рядом кто-то дышит. Но это был не дом. Это был мужчина, живой, теплый, с гладкой кожей, шелковистыми волосами, горячими губами…

Где он сейчас? Сидит в каком-нибудь ресторане на берегу моря, пьет белое вино и лакомится устрицами? Или соблазняет очередную даму из отеля, рассказывая ей о красотах своей Сербии или читая стихи?

Она резко села на постели. За окном пейзаж окрасился в лиловые тона. Вечер плавно переходил в ночь.

Что она натворила? Наговорила Горану разных глупостей, напугала его своей истерикой. Что он теперь подумает про нее? Что она – идиотка. Хоть бы он не понял, что она имела в виду, когда кричала на него, говорила, что пусть все забирает…

Как она пожалела, что в этой суматохе не догадалась купить себе смену одежды, ведь летела налегке, уверенная в том, что купит себе хотя бы какие-то летние штаны, маек побольше, купальник. А что получилось? Стирала белье, сушила на жарком солнце… Дура! Совсем мозгов не осталось. А что теперь? Если бы были вещи, она бы оделась и отправилась к Горану. Хотя бы извинилась перед ним. Или просто прошлась по морскому парку, посидела в ресторане на берегу, ощущая ступнями прохладу вечернего остывающего песка, полюбовалась морем на закате, выпила бы вина… с Гораном…

И зачем только она принялась за уборку в этих джинсах? В майке? И теперь одежда грязная. Вернее, стирается в машинке где-то внизу, в большом подвальном помещении под отелем. И когда еще высохнет? Они с Микой нашли в шкафу стопку белых маек с логотипом какой-то экологической общественной организации. Майки были унисекс, длинные до колен, новые, но все пропахли плесенью. Вот тебе и близость моря, повышенная влажность. И теперь Женя ходила по отелю в одной майке и даже без трусиков и бюстгальтера, которые тоже постирала и повесила на террасе, выходящей на густо заросший сад.

Горьковатый запах влажной ткани вызвал в ней чувство тошноты. Она сорвала с себя майку, еще раз помылась горячей водой из бойлера, оценила нежный аромат геля для душа, флакон с которым простоял на полочке в ванной комнате, может, несколько лет…

Чистая, пахнущая грейпфрутом, с мокрыми волосами, она вернулась в свою комнату, села на постель. Вот сейчас она ляжет, и ее кожа снова впитает в себя запах плесени…

Она выключила свет в комнате и подошла к распахнутому окну. Да, воздух здесь, в Варне, да еще и в июне, поистине липовый, сладкий. Она вдохнула побольше воздуха, закрыла глаза. Как же много всего произошло за то время, что она села на борт самолета, который перенес ее в совершенно другую жизнь… Как много всего она преодолела, пережила, перешагнула грани…

Мысленно она уже выходила из отеля, обнаженная, свободная, и шла, точнее, бежала по освещенным ночным улочкам Варны в сторону Сливницы, выбегала на бульвар, в гущу толпы праздно прогуливающихся отдыхающих, спускалась по широкой каменной лестнице в морской парк, и дальше – к морю! Она так хорошо себе представила эту свою шальную летящую прогулку, что даже не удивилась, когда услышала звяканье калитки. В темноте проступила какая-то светлая тень, призрак, затем заскрипела внизу входная дверь, послышались шаги на лестнице, звук медленно открываемых дверей… Отель просыпался, оживал, начинал жить своей новой жизнью.